***
Семен
Петрович, рискуя ожечь пальцы, схватил два верхних, самых горячих блина и
аппетитно шлепнул их на свою тарелку. Блины были поджаристые, пористые, пухлые,
как плечо купеческой дочки… Подтыкин приятно улыбнулся, икнул от восторга и
облил их горячим маслом. Засим, как бы разжигая свой аппетит и наслаждаясь
предвкушением, он медленно, с расстановкой обмазал их икрой. Места, на которые
не попала икра, он облил сметаной… Оставалось теперь только есть, не правда ли?
Но нет!.. Подтыкин взглянул на дела рук своих и не удовлетворился… Подумав
немного, он положил на блины самый жирный кусок семги, кильку и сардинку, потом
уж, млея и задыхаясь, свернул оба блина в трубку, с чувством выпил рюмку водки,
крякнул, раскрыл рот…
Антон Чехов. «О бренности» (масленичная тема для проповеди).
***
…С Рождества
в Благородном собрании начинаются балы и периодически чередуются вплоть до
самого поста.
Из них самым важным считается утренний бал в субботу на Масленице. Для девиц-невест это нечто вроде экзамена. При дневном свете притиранья сейчас же скажутся, так что девушка поневоле является украшенная теми дарами, какие даны ей от природы. (…) Сестра могла только слегка подсурмить брови и, едучи в церковь, усерднее обыкновенного нащипывала себе щеки. (…)
В воскресенье, последний день Масленицы, ровно в полночь, цикл московских увеселений круто обрывался. (…) Семья, которой не удавалось заручиться последним масленичным увеселением, почитала себя несчастливою. Целый день ей приходилось проводить дома в полном одиночестве, слоняясь без дела из угла в угол и утешая себя разве тем, что воскресенье, собственно говоря, уже начало поста, так как в церквах в этот день кладут поклоны и читают «Господи, владыко живота».
Михаил Салтыков-Щедрин. «Пошехонская старина».
***
Широкая печь пылает. Две стряпухи не поспевают печь. На сковородках, с тарелку,
«чёрные» блины пекутся и гречневые, румяные, кладутся в стопки… пар идёт от
блинов винтами… кадушки с опарой дышат, льётся-шипит по сковородкам, вспухает
пузырями…
Иван Шмелев. «Лето Господне».
***
Нынче, граждане, все ясно и понятно.
Скажем, пришла Масленица — лопай блины. Хочешь со сметаной, хочешь — с маслом. Никто тебе и слова не скажет…
Ну а в 1919 году иная была картина.
В 1919 году многие граждане как шальные ходили и не знали, какой это праздник — Масленица. И можно ли советскому гражданину лопать блины? Или это есть религиозный предрассудок?..
И выбежал я во двор. И вижу: во дворе жильцы колбасятся. В страшной такой тоске по двору мечутся. И между собой про что-то шушукаются.
Говорю шепотом:
— Не насчет ли Масленицы колбаситесь, братцы?
— Да, отвечают, смотрим, не печет ли управдом. И ежели печет, из кухни чад, то вроде это декрета — можно, значит.
Вызвался я добровольно заглянуть в кухню. Заглянул вроде как за ключом от проходного. Ни черта в кухне. И горшка даже нет. Прибегаю во двор.
— Нету, говорю, граждане, чисто. Никого и ничего, и опары не предвидится…
Ну, разгорелся классовый спор. А баба в споре завсегда визжит. И тут какая-то гражданка завизжала. А на визг управдом является.
— Что, говорит, за шум, а драки нету?
Тут я вроде делегатом от масс, выхожу вперед и объясняю недоразумение граждан и насчет опары. А управдом усмехнулся в душе и говорит:
— Можно, говорит, пеките. Только, говорит, дрова в кухне не колите. А что, говорит, касаемо меня, то у меня муки нету, оттого и не пеку.
Похлопали жильцы в ладоши и разошлись печь.
Михаил Зощенко. «Теперь-то ясно».
***
Ели во славу, по-язычески, не ведая отказу. Древние старожилы говорили с
прискорбием:
— Эх! Не тот, не тот ныне народ пошел. Жидковаты стали люди, не емкие. Посудите сами: на блинах у Петросеева Оганчиков-купец держал пари с бакалейщиком Трясиловым — кто больше съест блинов. И что же вы думаете? На тридцать втором блине, не сходя с места, богу душу отдал! Да-с, измельчали люди…
Александр Куприн. «Юнкера».
***
Чичиков оглянулся и увидел, что на столе стояли уже грибки, пирожки,
скородумки, шанишки, пряглы, блины, лепёшки со всякими припеками: припекой с
лучком, припекой с маком, припекой с творогом, припекой со сняточками, и
нивесть чего не было… Чичиков свернул три блина вместе и, обмакнувши их в
растопленное масло, отправил в рот, а губы и руки вытер салфеткой. Повторивши
это раза три, он попросил хозяйку приказать заложить ему бричку. Настасья
Петровна тут же послала Фетинью, приказавши в то же время принести ещё горячих
блинов.
— У вас, матушка, блинцы очень вкусны, — сказал Чичиков, принимаясь за горячие.
Николай Гоголь. «Мертвые души».
Текст: Наталья Соколова/РГ Оригинал статьи: «Российская газета» — 04.03.2019